Стиль модерн в мировой культуре в конце ХIХ – начале ХХ века стал значительным явлением, объединив после длительного перерыва все виды изобразительного искусства и архитектуры. Первые признаки зарождения этого стиля в России исследователи русской культуры находят в 1880-е, а последние его проявления – в 1910-е. В течение этих трёх-четырёх десятилетий модерн формировался и развивался, а затем заканчивал свой не очень долгий путь в разных странах Европы и Америки. Правда, в России линия развития стиля не была столь последовательной, как во Франции, в Англии, Германии, Голландии, Бельгии или Испании. В его движении на русской почве были довольно решительные сдвиги, чередующиеся с неожиданными остановками и топтанием на месте. Но, несмотря на эту прерывистость эволюции, модерн получил своё выражение – во многих случаях яркое и своеобразное.
Не все виды искусства были в этой ситуации в одинаковых условиях. Архитектура, прикладное искусство, книжная графика, искусство театральной декорации довольно активно откликнулись на зов модерна. Живопись оказалась в более сложном положении: разнообразные существовавшие одновременно стилевые направления не только соседствовали, но и смешивались друг с другом. Вспомним, что в одном и том же пространстве сосуществовали и сильно ослабивший свои позиции передвижнический реализм, и импрессионизм, и символизм, и модерн, зарождались экспрессионизм, фовизм, футуризм, кубизм. Многие художники соединяли разнородные тенденции.
В наиболее яркой форме качества модерна выявились в живописи (в том числе и монументально-декоративной) и графике М.А.Врубеля. А в поздних графических опытах художника воплотились важнейшие черты экспрессионизма, оставшиеся почти незамеченными современной ему критикой. В.А.Серов, своеобразно использовавший в ранние годы достижения импрессионизма, позже почти отказался от импрессионистической стилистики и во многих поздних работах – таких как «Похищение Европы» (1910. Частная коллекция, ГТГ, ГРМ), «Портрет Иды Рубинштейн» (1910. ГРМ) – по-своему воплотил основные принципы стиля модерн. Но от авангардного художественного мышления Серов был довольно далёк. Модерн, который господствовал в живописи, и особенно в театрально-декорационном искусстве художников «Мира искусства», также был мало связан с авангардным движением. Исключение составили лишь некоторые живописцы и графики (например, М.В.Добужинский).
С другой стороны, некоторые мастера только начинавшего свой путь авангарда в период становления своего творчества пользовались многими приёмами стиля модерн и воспринимали тот опыт, который накапливался в процессе сближения модерна и символизма. Модерн и символизм были как бы двумя сторонами одной медали и друг без друга не могли обойтись. Авангард, культивируя метафорический и многосложный подход к реальности, был заинтересован в её решительном преображении и потому искал в символизме источник этой преобразующей креативности. Таким образом, символизм в союзе с модерном оказывался в авангардной живописи предметом некоторого внимания. Это проявилось, например, во многих ранних работах живописцев и графиков, стоявших на подступах к авангарду. Можно вспомнить проникнутые мистическим смыслом «Эскизы фресковой живописи» (1907. ГРМ) К.С.Малевича или его же – но противоположные по духу – исполненные юмора сцены гуляний, шествий и развлечений («Отдых. Общество в цилиндрах». 1908. ГРМ; «Свадьба». Около 1908. Музей Людвига. Кёльн; и другие), такие полные загадочной сентиментальности работы И.В.Клюна, как «Портрет жены» (1910. ГМСИ) или «Семья» (1911. ГМСИ), ранние пейзажи В.Д.Баранова-Россине «Зелёный сад» (1907–1908. Частная коллекция), «Сказочное озеро» (1908. Частная коллекция), и многое другое.
Но соотношение стиля модерн с авангардом в сфере живописи является лишь малой частью поставленного вопроса. Гораздо важнее программы и проекты, выдвинутые стилем в процессе его развития, и те общие проблемы культуры и искусства, которые были поставлены модерном и озвучены многими теоретиками, излагавшими принципы стиля. Эти теории, программы и проекты во многих случаях были восприняты, а подчас и повторены авангардом.
Бросается в глаза их жизнестроительный характер. Примером тому может служить практическая и теоретическая деятельность Уильяма Морриса – одного из самых влиятельных мастеров модерна. Сформировавшись как художник ещё в середине ХIХ века, друг и соратник прерафаэлитов, он прославился созданием в 1860-е знаменитой фирмы «Моррис и компания», выполнявшей разнообразные заказы на изготовление предметов прикладного искусства, мебели, оформление интерьеров. В 1880-е им была создана знаменитая Кельмскотская типография, ставшая базой для расцвета печатной графики английского модерна. Но не только этим вошёл Моррис в историю художественной культуры. Интересны и важны его высказывания о сути нового стиля и задачах художественного творчества. Моррис выдвинул идею устройства мира по законам искусства.
Предвестие этой концепции можно найти в предложенной Фридрихом Шиллером ещё за сто лет до Морриса идее эстетического воспитания человечества как средства достижения гармоничного устройства его жизни. Но модерн во много раз преумножил утопическое зерно шиллеровской концепции, сделав художественное начало основой мироустройства и важнейшим средством постижения мира. В русском авангарде неоднократно возникали концепции, в соответствии с которыми принципы определённой художественной системы отождествлялись либо с системой существования космического мира, либо с воображаемым порядком общественного устройства. Наиболее ярко эта тенденция обнаружила себя в рассуждениях Малевича, который заявил, что изобретённый им практически и сформулированный теоретически супрематизм открыл сущность бытия. Сконструированный по принципам супрематизма город (не только построенный по строгим правилам художественной теории, но и полностью украшенный супрематической живописью) Малевич считал самым подходящим местом существования человека. Утопические представления о роли нового искусства, нового стиля легко обнаружить в рассуждениях М.В.Матюшина, В.Е.Татлина, А.М.Родченко и других представителей русского авангарда.
От жизнестроительной ориентации и модерна, и авангарда, связывающей их друг с другом в общей перспективе движения художественной культуры, в известной зависимости оказываются и другие важнейшие особенности обоих направлений. Модерн и вслед за ним авангард в периоды своего становления отличались от других направлений или стилей тем, что можно обозначить как волевое происхождение. Разумеется, всякий стиль в момент своего формирования требует волевых усилий от тех художников, которые его творят. Эти усилия не противоречат историко-художественному движению самого стиля, тем художественным открытиям, которых «ищет» сам стиль. Но в моменты рождения модерна, а в более позднее время авангарда волевое усилие художника-творца, его намерение создать новый стиль становится важнейшим условием рождения этого стиля.
С этим волевым усилием связана ещё одна особенность модерна и авангарда, ставящая их в известную зависимость друг от друга. Она заключается в обязательности открытия новых качеств искусства – новых приёмов, неожиданных решений, композиционных, пластических, колористических комбинаций. Присутствие этого качества в искусстве авангарда не вызывает сомнений. Но оно было характерно и для модерна, и связь в этом отношении модерна и авангарда очевидна.
Стремление художников, скульпторов, архитекторов, дизайнеров модерна и авангарда к личному – собственному – открытию проявилось в том, что многие из них оставили в истории искусства «свои знаки». Можно привести множество примеров таких «знаков». Танцовщица Лои Фуллер прославилась своим знаменитым «серпантинным танцем», главным эффектом которого стало развевающееся платье, вдвое превосходящее по своим размерам фигуру. Этот танец стал знаком модерна в балетном искусстве и явился моделью для скульпторов (Рауль Ларш, Пьер Рош) и графиков (Коломан Мозер). Своеобразный знак Чарлза Ренни Макинтоша – его стулья с чрезвычайно высокими или совсем короткими спинками. Знаком Виктора Орта оказалась его знаменитая «линия Орта», которую образно называли «удар бича». Свои знаки были и у русских авангардистов – квадрат Малевича, башня Татлина, «Венера» М.Ф.Ларионова. Разумеется, на протяжении всей истории искусства мы найдём многочисленные примеры своеобразного культа художественного открытия, его повторения и развития. Но той степени знаковой самососредоточенности, какая была в периоды модерна и авангарда, они не достигали.
Можно найти и другие параллели между модерном и русским авангардом – пусть и не столь красноречивые. Есть, например, некоторая близость между возрождённой модерном формой объединения художников в виде гильдий и таким художническим союзом, как витебский Уновис. Возникают аналогии, связанные с процессом сближения искусства с промышленностью и одновременного противопоставления машины и произведения искусства. Если на раннем этапе их взаимодействия техническое сооружение получало художественную одежду, то в итоге этого процесса техника уже диктовала стиль. В этом отношении результатом развития стиля модерн стала построенная Густавом Эйфелем в конце 1880-х Эйфелева башня. В русском авангарде этот процесс завершился башней В.Г.Шухова.
В заключение следует отметить значимость общих аналогий, возникавших не в результате конкретного влияния мастеров западного модерна на русских авангардистов, а ставших следствием органичного вхождения русской художественной культуры в общемировой художественный процесс.